27 июня - четыре месяца со дня гибели Бориса Немцова.
Недавно вышла книга «Немцов, Хакамада, Гайдар, Чубайс. Записки пресс-секретаря», которая должна была появиться на прилавках еще в ноябре прошлого года. Но выход по объективным причинам затянулся, и книга увидела свет только нынешней весной.
Беседуем с автором – Лилией Дубовой.
Справка «НС»:
Лилия Дубовая работала корреспондентом ИТАР-ТАСС в правительственном пуле, с 1997 года «курировала» вице-премьеров Бориса Немцова и Олега Сысуева. С 1999 года – пресс-секретарь Бориса Немцова, затем – пресс-секретарь партии «Союз правых сил» (СПС). С 2007 года – в одном из московских издательств.
«Благодаря Немцову я научилась ценить друзей»
- Лилия, о том, что ваши «живые» записки благословил Борис, который сказал: «У тебя мы все какие-то другие, такие, которыми нас не знают», уже известно. Но вот в одной из рецензий – к слову, весьма положительной - мне попалась фраза: «Однако большинство историй не вызовут у широкого читателя никакого интереса». Как бы прокомментировали?
- Мне немного странно, потому что огромное количество людей звонят, в Фейсбуке пишут, говорят, что очень нравится, что взялись вечером читать, а очнулись под утро, что яркий язык, что очень смешно... И даже от тех, кто придерживается иных политических взглядов, слышала: «Мы не поменяли свои взгляды, но мы стали по-другому относиться к этим людям».
На одну из презентаций пришел Денис Драгунский и сказал: «Я знал, что будет интересно, но меня поразило то, как литературно, по всем законам жанра маленького рассказа сделано». Очень лестно!
Когда писала, ориентировалась на то, что мне самой было интересно. А я не знаю, чем отличаюсь от среднестатистического читателя! (Улыбается). И слава богу, ни одной претензии пока не получила. Относительно негативная рецензия попалась только в одной из питерских газет, и то создается впечатление, что автору нечего мне предъявить, и он вымучивает фразы…
Олег Николаевич Сысуев сказал, что прочел с огромным удовольствием – «как будто снова повстречался со всеми». Из депутатов - Андрей Вульф, Николай Травкин, из СМИ - Михаил Соколов с радио «Свобода», Маша Слоним и другие политические журналисты, с которыми я работала, - все отписались, все сказали добрые слова. Борис Надеждин, который выведен очень смешно, заявил, что в восторге и даже рассказал продолжение истории про свою бывшую жену, которая фигурирует в байках.
Жаль, что промолчала Хакамада, мне бы очень было интересно услышать ее мнение – не знаю, читала она книжку или нет. Подарила Чубайсу, отклика и не ждала, была просто рада, что он захотел ее прочесть.
Очень много доброжелательных звонков и писем от бывших СПСников из регионов. Личный фотограф Пугачевой Ольга, которая, кстати, была на всех наших съездах, позвонила и сказала, что купила на всю команду Пугачевой: «Жаль, что так мало историй!»
Но продолжения не будет - я писала эту книгу о живом человеке. Теперь такую интонацию сохранить невозможно.
- Наверняка работать с Борисом было непросто – он иногда отличался крайней прямолинейностью, можно даже сказать – до упертости. Что было самым трудным в общении, а что вызывало уважение?
- Да, Борис непростой человек, и в «жесткой связке» оказывалось далеко не всегда так легко, как виделось со стороны. Например, он очень сложно воспринимал критику. Пришла ему в голову какая-то идея – он загорелся и не слушает возражений. Пытаешься говорить, что это может быть политической ошибкой – запросто обрежет: «Да ты вообще ничего не понимаешь! Я посоветовался, мне сказали, что это круто!»
Поэтому работать приходилось очень тонко: «Мне нравится, но тебе не кажется, что лучше будет так…» Он не всегда принимал сразу, но проходило немного времени: «Лилька, я понял, смотри как надо» - и чувствую, что он цитирует мои слова, но уже переработанные по-своему.
Фраза в лоб: «Я категорически против, это черт-те что и сбоку бантик» - практически никогда не срабатывала. Хотя и в лоб приходилось. В книге есть байка о том, как он по чьему-то совету полез на Крещение в прорубь. Уж как отговаривала! Не послушал (я не поехала и прессу сама приглашать не стала), а потом за голову хватался, увидев, в каком виде его выставили журналисты.
- Как могли бы охарактеризовать его в нескольких словах? Что для вас в его характере было самым главным? Чему вам удалось научить его, и чему он научил вас?
- Для меня Немцов – это честность. В политике крайне редкий случай. Честность и открытость – вот то, что я всегда в нем ценила. Хотя на самом деле это ему страшно вредило. Он понимал, но не мог лавировать, не мог что-то недосказать, не мог перебороть себя и стать другим.
Он никогда, ни разу не предал никого из своих друзей. Как-то посетовал в телефонном разговоре, что уже полтора года не видел Хакамаду, что два года не видел Чубайса, но никогда не сказал о них ни одного дурного слова. Это были соратники, люди, которых он уважал и ценил, и мало ли что дальше получилось в жизни…
Благодаря Немцову я научилась ценить друзей. А мне, как я считаю, за годы совместной работы удалось доказать, что у женщины тоже есть мозги, она может быть профессионалом, и ее надо ценить не только за внешнюю красоту.
Не мне одной, конечно. А и Лене Дикон, которая тоже работала пресс-секретарем СПС (в одиночку справиться было невозможно) - высокого класса политический журналист, с характером. Принял, понял, оценил и стал считаться с ней. И, безусловно, Ирине Хакамаде!
«Таким беспомощным я Чубайса не видела никогда»
- Многие отмечают, что Борис был ярким и незаурядным человеком. На ваш взгляд – почему такой лидер оказался не востребован обществом, которое в первые годы правления Ельцина искренне верило в близкие позитивные перемены? Он сам потом говорил, что зря ушел из губернаторов. Не считаете ли вы ошибкой его уход из правительства?
- На мой взгляд, да, это была ошибка. Но, видимо, Борис поступить иначе не мог.
Ельцин в 1998 году, после дефолта, правительство Кириенко уволил, но Немцова оставил. У Бориса тогда пресс-секретарем был Андрей Першин. И он к нам – тем, кто работал с Немцовым в пуле – приходил: «Ребята, Немцов хочет писать заявление по собственному желанию. Давайте пойдем к нему, уговорим этого не делать, а то он себе изуродует всю карьеру». Мы ходили, но Немцов наотрез: «И слушать не желаю, без своей команды я ничего не смогу сделать, это будет не работа, а имитация, я должен уйти».
Он написал заявление, и Ельцин на него реально обиделся. Заявление подписал, но на очень долгое время перестал с Борисом общаться и, конечно, тема преемника сразу сошла на нет. Мне кажется, что Ельцин ему это заявление не простил до самой смерти.
Немцов не тот человек, который любой ценой хотел сохраниться во власти. Он не мог ломать себя под ситуацию. Когда в 2003-м СПС не попал в Думу, он точно так же ушел из лидеров партии: «Обещал, что если не пройдем, то уйду, значит, уйду». И ушел, хотя уговаривали остаться. Мне кажется, это тоже была ошибка…
Да, оказался не востребован, потому что невостребованными оказались идеи, которые проповедывались в 90-х, потому что курс поворачивался на властную вертикаль. Многие попали под этот каток. Гайдара тоже фактически убили – молчанием, невозможностью активной работы. Талантливый экономист оказался никому не нужен. Написал книгу – и умер, эпоха выкинула.
- Но Чубайс-то на коне…
- На коне ли? Да, внешне он вписался в вертикаль. Но, видимо, после того, как озвучил свою позицию по «посадке» Ходорковского, его сильно долбанули, и Чубайс как политик замолчал. Но я не думаю, что ему легко.
Чубайс - человек с мощнейшими мозгами. На днях ему исполнилось 60 лет, и он прекрасно понимает, что надо делать, и что делается на самом деле. Да, он может работать в бизнесе, он всегда находит выход из проблем, которые перед ним встают, но, будучи в политике, он сейчас мог бы решать куда более масштабные для страны задачи.
Да, он молчит. Но я Анатолия Борисовича видела по телевизору, когда на другой день после убийства Бориса он пришел на мост и сказал, что пока мы не поубивали друг друга, надо остановиться и задуматься. Таким растерянным, беспомощным, несчастным я Чубайса, который стоял и смотрел на то место, где убили Бориса, не видела никогда. Там была такая мука, такое сожаление, такая неспособность понять, что уже ничего не сделать… Такое впечатление, что он вменил себе в вину смерть Бориса, которого очень ценил - не уберег…
- Немцова (как и других либералов) неоднократно обвиняли в том, что он «отрабатывает» заокеанские деньги. Вам приходилось комментировать такие обвинения?
- Шовинистические лозунги не комментирую. Это совершеннейшая чушь! Убогий и примитивный штамп, рассчитанный на зрителей первого и второго каналов. Не было у Немцова хозяина – ни российского, ни заокеанского.
«Сейчас журналистики нет, к сожалению»
- Как отреагировали на то, что кроме известных четверых детей, после гибели Бориса обнаружились еще двое? Вас приглашали на эти телепередачи?
- Да, меня приглашали на передачи по «России» Звучало это так: «Мы вас приглашаем на передачу памяти Немцова». Я им сказала: «Ребята, передачу памяти Немцова вы сделать не можете. Вы можете сделать только передачу в попрание памяти Немцова, а я в таких вещах не участвую и участвовать никогда не буду».
Мне жаль, что Борис ошибался в своих женщинах. В этой ситуации выйти на публику – омерзительно. Это предательство человеческих отношений. Это предательство любви, если она была. Это предательство собственных детей.
Как нельзя заниматься любовью прилюдно, так и нельзя выносить то, что происходит между двумя, на публику, иначе это все фальшь и ложь. Если уж так интересуют деньги, наследство, можно было все сделать кулуарно, поговорить с Жанной, с Раей, с ближайшими родственниками. Я думаю, у Бориса написано завещание, и дети, которые есть, которых он признал, в нем точно упомянуты. Всего-то надо было подождать полгода…
Ира Королева, с которой он жил в последние годы, от которой Сонечка, ни разу не позволила себе нигде ни одного комментария. Как и Рая. Думаю, что вот эти две женщины его действительно любили.
- После того, как ушли из пресс-секретарей, в журналистику больше не тянуло?
- Я ушла в 2007 году, когда партия «Союз правых сил» начала разваливаться, когда поняла, что политики в стране нет и в ближайшие годы не будет. Моя подруга, вместе с которой мы заканчивали институт книговедения, пригласила меня в издательство выпускающим редактором на зарубежную литературу, и я с огромным удовольствием этим занималась.
В журналистику не хотелось вернуться по той причине, что сейчас журналистики – настоящей, полноценной - нет, к сожалению. Для людей, которые хлебнули в 90-х журналистской вольницы, которые имели право писать все, что считали нужным, в нынешней атмосфере, когда приходится наступать на горло собственной песне, очень тяжело.
- Насколько знаю, сейчас работаете над книгой о Серебряном веке. Почему выбран именно этот период нашей истории?
- Серебряный век - моя отдушина, я всю жизнь им занимаюсь. Книга будет называться «Дети сиреневых сумерек» - взгляд современного человека на людей Серебряного века, их жизнь и творчество. Они пытались в жизнь играть, и эти игры плохо заканчивались…
Мне совершенно не нравится, что творится сегодня за окном, и я ушла туда, где мне хорошо. В Серебряном веке жили и творили на сломе эпох – 1914-й оказался «критической точкой». Думаю, что 2014-й, даже если мы пока этого не поняли, тоже «переломил» эпоху. Наверное, есть какая-то перекличка между 1914-м и 2014-м… И что-то мне подсказывает, что мы тоже дети – только пока непонятно, каких сумерек.
Фото из архива Лилии Дубовой
