Отчего в нашей стране и регионе происходит то, что происходит, и с чем нам придется столкнуться в 2015 году? Мы продолжаем публиковать серию аналитических статей, основанных на докладе нижегородской экспертной группы «Региональная Экспертная Стратегия«. Первую часть - об антироссийских санкциях - можно почитать здесь.
Политический кризис на Украине выявил стратегическую неустойчивость системы отношений России с этой страной.
Краткий исторический экскурс
На протяжении 2000-х гг. в Украине сменились президенты Л. Кучма, В.Ющенко, В.Янукович. Ключевой постоянной величиной Украино-Российской политики оставался «газовый вопрос», а также простонародные массовые родственные отношения между гражданами Украины и России.Экономическое инфраструктурное присутствие России в экономике Украины постепенно уменьшалось из-за нескончаемых перепродаж прав собственности, которые доминировали над задачами наращивания производственных мощностей. Ещё бóльшими темпами снижалась гуманитарная инфраструктурная связь России с Украиной. С приходом к власти В.Ющенко (2005 г.) правительственные гуманитарные программы отношений с «оранжевым режимом» были заморожены, а неправительственных мощностей для продолжения такой работы в России не существовало. Спад российского гуманитарного присутствия на Украине в этот период способствовал созданию тепличной ситуации для эмансипации радикальных националистических настроений, а с ним – и радикальных структур контрпамяти о событиях Великой отечественной войны. С приходом к власти «пророссийского» В.Януковича (2010 г.) развитие в сторону Украины широкой сети российских гуманитарных обменов, видимо, считалось нецелесообразным, поскольку В.Янукович считался гарантом полного сохранения добрососедских отношений с Россией. При этом официальные гуманитарные программы были маломощными и имитационными по своему характеру. Реальные гуманитарные процессы на Украине протекали под влиянием совершенно иных факторов и постепенно наращивали мощности радикальных националистических сил и неофициальной атмосферы антироссийской риторики, что называется, на уровне «средних классов». Официальная Москва, — не чурающаяся в своей внутренней политике сходных схем имитационного гуманитарного диалога и партнёрства с гражданским обществом, — была уверена в восстановлении благоприятной для России гуманитарной атмосферы на Украине. Поэтому события политического кризиса на Украине декабря 2013 — февраля 2014 гг. стали для России полной неожиданностью. В этом кризисе на Украине рухнула как унитарная «вертикаль власти», отстроенная под В.Януковича, так и иллюзия благоприятной для России гуманитарной атмосферы.
Неприятная неожиданность
Неожиданно оказывается, что структура реальных массовых умонастроений на Украине содержит более значительные и более радикальные антироссийские и более радикальные пророссийские кластеры, чем об этом свидетельствовали официальные отчёты 2010-2013 гг. Очевидно, что докризисная модель отношений России с Украиной требует реорганизации. Выработка новой стратегии в отношении Украины продолжается до самого конца 2014 г., и этот процесс не закончен. Ситуативные реакции России в феврале – декабре 2014 г. выявляют нестройную линию решений, в которой в одном ряду стоят и поддержка пророссийского политтехнологического проекта «Народного фронта» в Харькове в поддержку Президента Януковича с символикой георгиевской ленточки и российским триколором, и совет В.Януковичу не применять силу против «евромайдана» (начало февраля 2014), и запрос Президента РФ на возможность применения ВС РФ «в связи с экстраординарной ситуацией, сложившейся на Украине, угрозой жизни граждан Российской Федерации…», и поддержка Крымского референдума с решением о включении Крыма в состав России, и поддержка движений «самообороны» на юго-восточных территориях Украины, и заявление о том, что Россия выступает за сохранение Донбасса и Луганска в составе Украины, и организация гуманитарных автоколонн для гражданского населения восточных территорий Украины, на которых было провозглашено создание ДНР и ЛНР и др.
Ключевое решение, как представляется, состоит в том, что в поиске новой стратегии в отношении Украины, тактики прямого активного применения ВС РФ уступают место тактикам пассивного их применения (в рамках Крымского референдума), тактикам активного «гибридного» их использования, а также тактикам организации гуманитарных конвоев и переговоров. Неожиданность для России и глубина общественно-политического кризиса на Украине вызвала серию случайных эффектов, возникших благодаря стечению обстоятельств.
Одним из таких случайных эффектов стал откол Крыма от Украины и интеграция его в государственную систему России. Ожидания определенных групп повторения Крымского быстрого сценария на территориях Луганской и Донецкой областей не оправдались. В результате региональный кризис восточных территорий Украины перешёл в режим вязкого затяжного конфликта силовых структур обеих сторон, жертвой которого становится гражданское население.
Заинтересованными, косвенно вовлечёнными/привлечёнными сторонами конфликтной ситуации, — особенно после гибели гражданского "Боинга", — стало достаточно широкое сообщество стран. Субрегиональный конфликт оказался быстро встроенным в многоугольную и многоярусную платформу многосторонних международных отношений. В этом новом формате привычные для России одномерные, линейные лекала построения международных отношений не срабатывает. Ситуация требует от тактики и стратегии России многовекторности, многоуровневости, учёта и понимания интересов различных вовлечённых в поле конфликтной ситуации сторон, а в таком формате российские политики чувствуют себя неуверенно. Значительно увереннее они действуют тогда, когда имеют возможность предпринимать односторонние действия. К этой категории относятся такие действия, как поддержка российских добровольцев, участвующих в военном конфликте Украины на стороне самопровозглашённых отрядов самообороны ЛНР и ДНР, медийный проект глубокого и активного погружения в конфликт журналистов российских СМИ, «десант» представителей российской поп-культуры на территорию воюющих восточных областей, организации на территории России летних лагерей для беженцев с Украины и организация автоколонн с гуманитарной помощью для гражданского населения.
Итак, что имеем с гуся? (с)
К концу 2014 г. в «сухом остатке» для России получено следующее. Официальный Киев проповедует ярко выраженную антироссийскую политику, которая в окологосударственном и негосударственном секторе поддерживается сплочёнными группами радикально националистического толка. Несостоявшийся на восточных территориях Украины быстрый сценарий разрешения конфликта «по-Крымски» обернулся появлением у непосредственной границы Росси затяжного вооружённого конфликта «с международным участием». В Крыму, чудом столь быстро получившем решение о вхождении в состав России, приходит понимание того, сколь длительным и драматичным является реальное правовое, социально-экономическое и политическое вхождение. У России появился регион, требующий больших финансовых вложений, а также активных, плотных гуманитарных программ на территории полуострова, которые обеспечат институциональную интеграцию сообщества крымчан и сообщества россиян. Россия взяла на себя все расходы, связанные с организацией гуманитарных автоколонн для гражданского населения восточных территорий Украины. Россия оказалась вовлечённой в международную информационную войну, контент которой более или менее жёстко привязан к Украинскому политическому и экономическому кризису.
Если рассматривать российско-украинский кризис в рамках отношений культур России и Украины, то наиболее тяжким последствием стало то, что, изначально мотивированный несовпадением ряда экономических, политических интересов отдельных элит, он трансформировался в стадию массового этнокультурного конфликта. Об этом, в частности, свидетельствует меняющаяся риторика неформальных социальных коммуникаций. В конце 2013, начале 2014 года конфликтующие стороны маркировали друг друга как «москали», «ватники», «колорады», с одной стороны и как «майданутые», «бендеровцы», «правосеки», с другой. Такой нейминг в целом свидетельствовал о доминировании политического нарратива в ходе идентификации «врага».
Однако уже к концу 2014, началу 2015 года, риторика неформальных социальных коммуникаций (социальные сети, блогосфера) становится иной. Основным принципом, определяющим врага, становится национальный признак: «укропы» или «укры», с одной стороны и «рашки», «русня», с другой. Такой поворот в развитии кризиса свидетельствует о серьёзной трещине в поле культурно-исторических связей русских и украинцев, о признаках деконструкции идей «братских народов» и «славянского единства». Подобное развитие событий обладает разрушительным геополитическим потенциалом и вряд ли может быть быстро локализовано. Для его преодоления могут понадобиться годы и годы.
Что в итоге?
Украинский кризис, неожиданно и сильно разрушивший важный сегмент пророссийского пространства международных отношений (сегмент Российско – Украинских отношений), стал следствием влияния противодействующих России глобальных акторов, которое попало в зоны уязвимости Российско – Украинских отношений. Он рассматривается нами как индикатор потенциальной уязвимости всей системы отношений Таможенного союза и ЕАЭС, в основании которых заложены те же механизмы двусторонних отношений высших политических элит, что действовали в поле Российско — Украинских отношений в 2010-2013 гг. Украинский кризис становится фундаментальным фактором кризиса в поле международных экономико-политических отношений России.
В целом, события глобального контекста позволяют, заключить, что среди причин обострения экономического кризиса в России в 2014 году находятся, — наряду со спекулятивными, — также и фундаментальные факторы, активность которых обусловлена наличием опасных зон уязвимости в российской системе международных экономико-политических отношений.
Продолжение следует